We’ve updated our Terms of Use to reflect our new entity name and address. You can review the changes here.
We’ve updated our Terms of Use. You can review the changes here.

М​у​з​ы​к​а и с​л​о​в​о

by ЯУЗА

/
  • Streaming + Download

    Includes unlimited streaming via the free Bandcamp app, plus high-quality download in MP3, FLAC and more.
    Purchasable with gift card

      $5 USD  or more

     

1.
Я буду метаться по табору улицы темной За веткой черемухи в черной рессорной карете, За капором снега, за вечным, за мельничным шумом... Я только запомнил каштановых прядей осечки, Придымленных горечью, нет - с муравьиной кислинкой, От них на губах остается янтарная сухость. В такие минуты и воздух мне кажется карим, И кольца зрачков одеваются выпушкой светлой, И то, что я знаю о яблочной, розовой коже... Но все же скрипели извозчичьих санок полозья, B плетенку рогожи глядели колючие звезды, И били вразрядку копыта по клавишам мерзлым. В такие минуты и воздух мне кажется карим, И кольца зрачков одеваются выпушкой светлой, И то, что я знаю о яблочной, розовой коже... И только и свету, что в звездной колючей неправде, А жизнь проплывет театрального капора пеной; И некому молвить: "Из табора улицы темной..." В такие минуты и воздух мне кажется карим, И кольца зрачков одеваются выпушкой светлой, И то, что я знаю о яблочной, розовой коже… И то, что я знаю о яблочной, розовой коже…
2.
Золотистого меда струя из бутылки текла Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела: Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла, Мы совсем не скучаем,— и через плечо поглядела. Золотое руно, где же ты, золотое руно? Всю дорогу шумели морские тяжелые волны. И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно, Одиссей возвратился, пространством и временем полный. После чаю мы вышли в огромный коричневый сад, Как ресницы, на окнах опущены темные шторы. Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград, Где воздушным стеклом обливаются сонные горы. Я сказал: виноград, как старинная битва, живет, Где курчавые всадники бьются в кудрявом порядке: В каменистой Тавриде наука Эллады — и вот Золотых десятин благородные, ржавые грядки. Ну а в комнате белой, как прялка, стоит тишина. Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала, Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена,— Не Елена — другая — как долго она вышивала? Золотое руно, где же ты, золотое руно? Всю дорогу шумели морские тяжелые волны. И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно, Одиссей возвратился, пространством и временем полный. И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно, Одиссей возвратился, пространством и временем полный.
3.
Тому свидетельство языческий сенат,- Сии дела не умирают" Он раскурил чубук и запахнул халат, А рядом в шахматы играют. Честолюбивый сон он променял на сруб В глухом урочище Сибири, И вычурный чубук у ядовитых губ, Сказавших правду в скорбном мире. Шумели в первый раз германские дубы, Европа плакала в тенетах, Квадриги черные вставали на дыбы На триумфальных поворотах. Бывало, голубой в стаканах пунш горит, С широким шумом самовара Подруга рейнская тихонько говорит, Вольнолюбивая гитара. Еще волнуются живые голоса О сладкой вольности гражданства, Но жертвы не хотят слепые небеса, Вернее труд и постоянство. Все перепуталось, и некому сказать, Что, постепенно холодея, Все перепуталось, и сладко повторять: Россия, Лета, Лорелея.
4.
Сёстры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы. Медуницы и осы тяжёлую розу сосут. Человек умирает. Песок остывает согретый, И вчерашнее солнце на чёрных носилках несут. Тяжёлые соты и нежные сети, Легче камень поднять, чем имя твоё повторить! У меня остаётся одна забота на свете: Золотая забота, как времени бремя избыть. Словно тёмную воду, я пью помутившийся воздух. Время вспахано плугом, и роза землёю была. В медленном водовороте тяжёлые нежные розы, Розы тяжесть и нежность в двойные венки заплела! Тяжёлые соты и нежные сети, Легче камень поднять, чем имя твоё повторить! У меня остаётся одна забота на свете: Золотая забота, как времени бремя избыть.
5.
Я скажу тебе с последней Прямотой: Все лишь бредни, шерри-бренди, Ангел мой. Там где эллину сияла Красота, Мне из черных дыр зияла Срамота. Ой-ли, так-ли, дуй-ли, вей-ли, Ангел Мэри, пей коктейли, Ой-ли, так-ли, Все равно. Ангел Мэри, пей вино Греки сбондили Елену По волнам, Ну а мне - соленой пеной По губам. По губам меня помажет Пустота, Строгий кукиш мне покажет Нищета. Ой-ли, так-ли, дуй-ли, вей-ли, Ангел Мэри, пей коктейли, Ой-ли, так-ли, Все равно. Ангел Мэри, пей вино Я скажу тебе с последней Прямотой: Все лишь бредни, шерри-бренди, Ангел мой. Там где эллину сияла Красота, Мне из черных дыр зияла Срамота. Ой-ли, так-ли, дуй-ли, вей-ли, Ангел Мэри, пей коктейли, Ой-ли, так-ли, Все равно. Ангел Мэри, пей вино
6.
Жизнь упала, как зарница, Как в стакан воды ресница. Изолгавшись на корню, Никого я не виню… Хочешь яблока ночного, Сбитню свежего, крутого, Хочешь, валенки сниму, Как пушинку подниму. Ангел в светлой паутине В золотой стоит овчине, Свет фонарного луча — До высокого плеча. Разве кошка, встрепенувшись, Черным зайцем обернувшись, Вдруг простегивает путь, Исчезая где-нибудь… Как дрожала губ малина, Как поила чаем сына, Говорила наугад, Ни к чему и невпопад. Как нечаянно запнулась, Изолгалась, улыбнулась — Так, что вспыхнули черты Неуклюжей красоты. Есть за куколем дворцовым И за кипенем садовым Заресничная страна, — Там ты будешь мне жена. Выбрав валенки сухие И тулупы золотые, Взявшись за руки, вдвоем Той же улицей пойдем, Без оглядки, без помехи На сияющие вехи — От зари и до зари Налитые фонари.
7.
Я вернулся в мой город, знакомый до слез, До прожилок, до детских припухлых желез. Ты вернулся сюда, — так глотай же скорей Рыбий жир ленинградских речных фонарей. Я вернулся в мой город, знакомый до слез, До прожилок, до детских припухлых желез. Узнавай же скорее декабрьский денек, Где к зловещему дегтю подмешан желток. Петербург, Петербург, я еще не хочу умирать: У меня еще есть адреса, По которым найду мертвецов голоса. Петербург, Петербург, я еще не хочу умирать: У тебя телефонов моих номера, Я еще не хочу умирать. Я вернулся в мой город, знакомый до слез, До прожилок, до детских припухлых желез. Я на лестнице черной живу, и в висок Ударяет мне вырванный с мясом звонок. Я вернулся в мой город, знакомый до слез, До прожилок, до детских припухлых желез. И всю ночь напролет жду гостей дорогих, Шевеля кандалами цепочек дверных. Петербург, Петербург, я еще не хочу умирать: У меня еще есть адреса, По которым найду мертвецов голоса. Петербург, Петербург, я еще не хочу умирать: У тебя телефонов моих номера, Я еще не хочу умирать.
8.
Жил Александр Герцевич, Еврейский музыкант, — Он Шуберта наверчивал, Как чистый бриллиант. И всласть, с утра до вечера, Заученную вхруст, Одну сонату вечную Твердил он наизусть… Что, Александр Герцевич, На улице темно? Брось, Александр Герцевич, — Чего там? Все равно! Все, Александр Скерцевич, Заверчено давно. Брось, Александр Герцевич. Чего там! Все равно! Пускай там итальяночка, Покуда снег хрустит, За Шубертом на саночках На узеньких летит: Нам с музыкой-голубою Не страшно умереть, А там хоть вороньей шубою На вешалке висеть… Что, Александр Герцевич, На улице темно? Брось, Александр Герцевич, — Чего там? Все равно! Все, Александр Скерцевич, Заверчено давно. Брось, Александр Герцевич. Чего там! Все равно! Что, Александр Герцевич, На улице темно? Брось, Александр Герцевич, — Чего там? Все равно! Все, Александр Сердцевич, Заверчено давно. Брось, Александр Герцевич. Чего там! Все равно! Чего там! Все равно!

about

«Музыка и слово» - вторая полноформатная пластинка группы «ЯУЗА» под руководством Арсена Ревазова. Альбом включает в себя 8 песен и представляет собой музыкальную интерпретацию лучших произведений Осипа Мандельштама. В тесном переплетении оригинальных аранжировок и бессмертной поэзии рождается новое интеллектуальное искусство, объединившее в авторской песни черты самых разных музыкальных стилей: от рока до фокстрота.

credits

released November 12, 2021

license

all rights reserved

tags

If you like Музыка и слово, you may also like: